«Кизиловы пропилеи» Александра Апалькова – это вам не бесхитростное «Кизиловое варенье». Во-первых, по объему и замаху; во-вторых, кизил не имеет никакого отношения к пропилеям: просто судьба роковым образом наделила главного героя странноватой фамилией – Кизилов. Почему странноватой? А потому, что назовись он Изюмовым, Айвовым и проч., ничего ровным счетом не поменялось бы, ни одна точка отсчета в повести с места не сдвинулась бы. А хочется!
Кстати, из данного словосочетания – «Кизиловы пропилеи» – следует, что героя звали Кизил. Подозреваю, что соответствующую кликуху, то бишь погоняло, он и таскал в детстве, отрочестве и юности, но мы его встречаем в пору зрелости – на пути к той точке, откуда повернуть уже нельзя. По-моему, название должно было бы звучать так: «Пропилеи Кизилова». Впрочем, что я все к мелочам придираюсь: о самом большом материале в номере и разговор должен быть соответственно крупным.
Итак, сфера:
культура. Уточняем: совкультура. Еще уточняем: музеи тех еще времен, не столько сберегавшие прошлое, сколько консервировавшие настоящее.
Герои:
работники культуры, музейщики, – народ подозрительный, требовавший постоянного присмотра и натаскивания, ибо – «на идеологическом фронте», на передовой линии, на передке (а на передок-то держава оказалась слаба!..)
Главный персонаж:
с авантюристическим душком, непонятно как оказавшийся в столь ответственной сфере, можно сказать, затесавшийся, явно чуждый, но – по натуре добряк, душа-парень и – х о д о к (чего не отнять, того не отнять, и прибавить тут нечего: пропилеи, одним словом). Семейное положение: женат, имеет сына. Партийность: ноль целых ноль десятых. Странно, однако…
Время действия:
аккурат зима – с 1990 на 1991, незабываемый, то ли роковой, то ли раковый…дурно пахнущий…
(Лирическое отступление. Что я поделывал в ту самую зиму? Вставал в четвертом часу, брел по завороженному поселку к магазину – занимать очередь за молоком для младшей дочери. Я никогда не бывал первым: обязательно уже топталась парочка стариков. Они сдавали пост – я принимал, включал прихваченный (ох, видавший виды!) транзистор и ловил ночные голоса разных родин, отчизн наших и не наших. Сменять меня долго, очень долго никто не шел. Но не о том была печаль моя – беспокоило всегда одно и то же: урву ли на этот раз свой кусок счастья – свою литровочку молочка… Что касается пропилеев, то зима с девяностого на девяносто первый, последняя «в составе Союза», не жалела ни снега, ни льда на сотворение монументального входа в наш общий акрополь, при ближайшем рассмотрении оказавшийся некрополем.)
Рассматриваемые вопросы
(между делом, за кулисами, в кулуарах, в промежутке между любовными и рабочими связями): остаются теми же, по сути, самыми, то есть: что такое независимая Украина? куда она будет клониться – к Западу или востоку? наша мова… национальный характер и национальная идея… А также: что делать? (когда все выпито, скушано, вылюблено и высказано…) кто виноват? (тот, кто вовремя не спрятался?..) И конечно: кому живется весело, вольготно..?
А как раз героям повести так и живется: они все еще молоды, их вырвали из пропыленных насквозь залов и предоставили золотую возможность вновь обрести почти студенческую отвязанность.
Но при всей своей в и т а л ь н о с т и герои «Кизиловых пропилеев» – это тени, и отнюдь не «тени в раю». Тени из разнополюсных провинций распадающейся на глазах империи, волею начальства они собраны в столице столиц, которая и сама уже путает себя с собственной тенью.
А после всех идейных и любовных «пропилеев» (в канун эпохальных сдвигов) автор ставит – по сути дела – мартиролог: главку о том, как нас сварили… с косточками. «И все, что было с нами, постепенно испарилось… бросить надо эти записи. К чему они? Будто можно письменно передать (кому и зачем?) то, что было…» – заносит в дневник герой. Но автор все-таки верит, что записывать надо и передавать стоит: уж кто-нибудь отыщется! – примет, поймет, ощутит…
Спасибо автору вот еще за что: всем ходом повествования он ненароком напомнил мне, что пора перечитать романы Юрия Домбровского – «Хранителя древностей», плавно переходящего в «Факультет ненужных вещей». Тоже о музейщиках: им тоже нехорошо в той же державе, только там она покамест на жутком, на крутом своем подъеме и совершенно не помышляет, не сознает, что возносится в изумительное никуда, что через полвека грянет 91 год и вся полетит в тартарары…

Заметки на полях.